"Почему здесь?"- спрашивает А., и я неопределенно пожимаю плечами. Действительно, почему? Вокруг одноэтажные дома квартала старой застройки и дорога из желтого гравия. После таких прогулок мои ботинки и джинсы неизменно в засохшей глине, а волосы пахнут дымом печных труб.

Нестерпимо хочется того дурацкого шампанского с золотыми блестками.

Хватаюсь за мысль, что скучаю по Тому, как читала его по пути в вуз, в утреннем автобусе, и день обретал сразу такой невидимый, уловимый лишь мне фон. Он писал, будто за окном лил осенний ливень, длинными струями отбивая дробь по подоконнику. Еще одна рыжая женщина пишет так, словно вяжет кружево. Я не помню, как пишу я, но отчаянно хочу вспомнить, а если не вспомню - то научусь заново.

Снова лучшее время в году - октябрь. На этот раз холодный, черно-красный, с золотыми ягодами облепихи, запахом клюквы и корицы, букетами хризантем, конечно, тыквами. Я помню о тебе, дружище Джек, в этот раз мы сильно затянули нашу встречу, но непременно увидимся в последний день. А пока я очарована и зачарована говорящим на мове Снейпом, и гадаю, что станет символами этой поздней осени, переходящей в зиму. С тоской вспоминаю засахаренный имбирь в вазочке, зефир с брусникой и красным перцем, золотистое вино в широком граненом бокале, кофе, свечи, медовые отблески на полу, хмурое присутствие С., его излюбленное потертое кресло и постоянный ставший привычным холод.

В гостях.
Всегда казалось, что в домах из промышленного медно-коричневого кирпича, особенно уютно. На деле - довольно холодно. В щелях оконных рам выли сквозняки, стены и пол стылые, а звуки водопроводных труб меня попросту пугали. Я постоянно мерзну, и тот дом не стал исключением.
Квартира невозможно знакомая, будто с фотографии, засмотренной, выцветшей от времени и солнечных лучей. В гостиной островок свободного места только в центре на вытоптаном ковре. Вокруг - старое кресло (боже, оно послевоенное?), столик. Книг столько, будто попала в архив библиотеки - не ступить. Несвязанные друг с другом картины на стене, ваза с высохшим цветком, отрывной календарь из девяностых. На узкой кухне в кране, кажется, не было воды. Но был посредственный чай и отвратительный кофе, которым можно при желании отравиться.

06.12.

Неясный шелест в прихожей, я вздрагиваю, выхожу из кухни, долго и нервно всматриваюсь в темноту. Сдавлено вскрикиваю, когда тьма делает шаг в мою сторону и чай из выпавшей чашки растекается по джинсам, мокрая ткань больно обжигает кожу. Он смотрит и без приглашения шагает в комнату. Задетое его головой рождественское украшение чуть покачивается. Позолоченная омела вдруг выглядит совершенно нелепой, не к месту. Почему-то становится стыдно.

Гость сделал несколько неспешных шагов по комнате, остановился перед наряженной елкой, и долго, презрительно ее разглядывал. Мокрые следы от его ботинок блестели на полу в мерцающем свете электрической гирлянды. Замерший огромном темным пятном посреди свечей, огней, золотых шишек и колокольчиков он выглядел пугающе реальной галлюцинацией.

Мужчина опускается в кресло в дальнем углу комнаты. Дежавю.
"Знакомы?"
Он как-то неопределенно ведет плечами. Наспех собираю разбросанную на диване одежду, ноги запутываются в пледе, и, потеряв равновесие, падаю в груду вещей. "Как грациозно" - слышу из дальнего кресла. Разлив по чашкам кофе,
рассеяно хватаю кофеварку рукой, ойкаю прижимая обожженные пальцы к губам скачу на одном месте.
"Это же ожидаемо" - он чуть приподымает брови и с отрешенным любопытством продолжает смотреть.

"Вот черт - неожидано проносится в голове, - все таки нашла".

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Пробираясь к окну вечернем сумраке, спотыкаюсь о шнур и что-то еще разбросанное по полу. Над городом, над серединой моста встает луна, пугающе огромная, красно-оранжевая как долька грейпфрута.

Мысли об С. всегда какие-то тягучие, обволакивающие. Такие, будто в одной чашке разом заварили чудовищную усталость, довольство, спокойствие, сарказм, кофе и странную, едва уловимую влюбленность и очарованность. Я замедляюсь от этих мыслей, откидываюсь на спинку старого дивана, улыбаюсь и щурюсь, как самодовольный кот. Нестерпимо хочется кофе.

Комната всегда будто медовая. Горчичный диван, рыжие хризантемы, стены, доски пола, блестящие как кусок янтаря, тыквы, желтое пламя свечей, и фонарь за окном, спрятавшийся в листве ясеня, тоже рассыпает золотой свет. Только вереск на столе ярко малиновый.

Под обломанными ногтями черно, руки, загорелые до локтей, исцарапаны ежевикой и котами (первого спасала от воспаления лапы, второго - от скуки). А я то всегда считала, что у нас с котами взаимное безразличие, если не откровенная неприязнь.
Волосы, которые теперь вьются постоянно, кажется, поддерживают мою идею.. черт. Идея еще не оформилась в слова, пока только плавает между телефонными трубками.
В зависимости от укладки внешний вид варьируется между безумным гнездом Беллатрисы Лестрейндж и безобразной прической Джона Сноу из первого сезона. Хотя не знаю, которую из крайностей можно назвать более удачной.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра